Заклятие Лусии де Реаль (сборник) - Иван Головня

На картине этого художника, которая называлась «Исчадие ада» и значилась в каталоге выставки под номером «97», во всех деталях был изображен полутёмный чердак старого дома. На переднем плане лежала мёртвая девочка-подросток в изодранной одежде, с окровавленным лицом и синими пятнами на шее. На втором плане виднелся удаляющийся убийца. Держась левой рукой за открытую чердачную дверцу и полуобернувшись, он бросал последний взгляд на свою жертву. Это был отвратительный горбун с яйцеобразной головой, прилипшими ко лбу жидкими рыжими волосами, оттопыренными ушами, похожим на клюв попугая горбатым носом, большим кривым ртом и маленькими хищными глазками. Картина была выдержана в тёмных тонах, что ещё больше усиливало исходившее от неё мрачное настроение.

Сказать, что работа Акселя отличалась какими-то творческими находками или очень уж высокой техникой исполнения, было бы заведомым преувеличением. Это была заурядная по замыслу и исполнению работа мастера средней руки, хотя и сделанная добротно, на приличном профессиональном уровне.

И всё же именно около этой картины больше всего собиралось народу. Объяснялся такой интерес к «Исчадию ада» тем, что сюжетом для этого полотна послужил случай, который каких-нибудь два месяца тому назад прямо-таки потряс спокойный в общем-то и тихий Морион: на чердаке одного из старых домов на Галерной была найдена мёртвой жившая на этой же улице тринадцатилетняя Лина Робер, единственная дочь в семье, ученица восьмого класса общеобразовательной школы. Девочка была задушена. Кроме того, у неё была разбита голова и выкручены руки – свидетельство того, что она отчаянно сопротивлялась. Как определил врач, преступник раньше задушил её, а уж потом, мёртвую, изнасиловал.

Как несчастная оказалась на чердаке – её туда заманили или она сама зачем-то на него забралась, – никто сказать не мог: свидетелей, как это часто бывает, не нашлось. Каких-либо следов убийца и насильник тоже не оставил. Несмотря на все старания, полиция, к своему стыду, найти его не смогла.

И всё-таки спустя два месяца преступник нашёлся. Причём самым неожиданным образом…

* * *

Был воскресный день, и в Зале приёмов было особенно многолюдно. Как обычно, больше всего зрителей толпилось перед «Исчадием ада». Люди, вполголоса переговариваясь, живо обменивались впечатлениями. Причём говорили преимущественно не о достоинствах или недостатках картины, а больше об изображённом на ней происшествии, ещё свежем в памяти горожан. То и дело в толпе слышались негодующие возгласы, на голову убийцы сыпались отборные проклятия. Оно и понятно: народ тут собрался большей частью простой, далёкий от искусства, но зато остро воспринимающий любое событие подобного рода.

За разговорами и обменом впечатлениями никто не обратил внимания на довольно неприятной наружности горбуна, который деликатно, но настойчиво пробирался сквозь толпу к картине. Если бы присмотреться к этому человеку повнимательнее, то можно было бы сделать вывод, что чувствовал он себя здесь явно не в своей тарелке, что посещение подобных заведений и мероприятий было для него делом непривычным и не совсем приятным. Едва горбун протиснулся к картине и взглянул на неё, как он тут же дико вскрикнул, беспорядочно замахал руками, словно отбиваясь от невидимого врага, и, упав на пол, забился в истерике. Толпа, не успевшая сообразить, что происходит, мгновенно расступилась. Послышались испуганные женские вскрики.

Какой-то дотошный мужчина, посмотрев на извивающегося на полу странного посетителя выставки, а затем на картину, удивлённо воскликнул:

– Люди добрые! Так это же насильник! Посмотрите-ка на него получше!

– А ведь и в самом деле! – сказала одна из женщин и без дальних слов огрела упавшего своим зонтом. – Ах ты изверг проклятый! Пришёл полюбоваться своей работой?

От расправы толпы горбуна спасли смотритель зала и дежуривший у входа полицейский, которые прибежали на поднятый зрителями шум. Полицейский, разобравшись, что к чему, тут же надел на всякий случай на мужчину наручники и связался по рации с полицейским управлением.

Когда прибывшему через несколько минут на выставку инспектору полиции Габриелю Кейсу, невысокому плотному мужчине с большой головой, круглыми с поволокой глазами навыкате и похожим на баклажан носом, который два месяца безуспешно разыскивал убийцу Лины Робер, указали на картину и на лежащего под нею на полу скрюченного мужчину в наручниках, тот не сразу поверил своим глазам. Подумал, что имеет дело со случайным совпадением. Но прибывший с инспектором врач сделал виновнику происшествия успокоительный укол, и тот, не успев ещё как следует прийти в себя, начал истерично выкрикивать:

– Почему я не видел его? Где он прятался, этот проклятый художник? Я не мог не заметить его! Не иначе как эту картину малевал сам дьявол! Человека я бы увидел! Непременно увидел бы! Не-ет, это был не человек! Это мог быть только дьявол! Защитите меня от него! Арестуйте меня поскорее! Отправьте немедленно в тюрьму!

– За этим дело не станет, – без тени иронии пообещал ему инспектор.

Горбун тут же, при свидетелях, сознался, что это он убил девочку, и не переставал удивляться и даже возмущаться, почему, зная, что преступление совершил он, его до сих пор не арестовали.

Не меньше горбуна был удивлён и озадачен инспектор Кейс. Оправившись от первого потрясения и сопоставив факты, он пришёл к выводу, что автор картины, вне всякого сомнения, каким-то образом причастен к этому преступлению. А после того, как преступник во всеуслышание признал свою вину, инспектор окончательно укрепился в своём предположении.

* * *

Поэтому неудивительно, что не прошло и часа, как автор заварившей всю эту кутерьму картины Ричи Аксель находился в кабинете инспектора Габриеля Кейса. Это был худощавый брюнет среднего роста, лет сорока пяти, со спокойными серыми глазами, которые привычно внимательно всматривались в окружающий мир из-под строго сведённых на переносице бровей, сухими, плотно сжатыми губами и небольшой, едва тронутой сединой бородкой. Его голову покрывал традиционный в среде художников берет, который он редко когда снимал – даже дома.

Старавшийся казаться спокойным инспектор Кейс попытался без излишних околичностей взять быка за рога.

– Господин Аксель, как давно вы знакомы с убийцей Лины Робер Черри Хинтом? – с места в карьер спросил он художника, едва в протокол допроса были внесены все необходимые в таких случаях данные, касающиеся задержанного.